Выставка одной картины - К 180-летию со дня рождения художника-передвижника А.А.Киселева «Въезд в деревню» читать ~5 мин.
C 3 февраля в основной экспозиции КМИИ (Ленина, 104, второй этаж) начнёт работать выставка одной картины – К 180-летию со дня рождения художника-передвижника А. А. Киселева «Въезд в деревню».
В собрании нашего музея немало первоклассных произведение ведущих мастеров русской реалистической живописи. В этом ряду – и небольшой, но, несомненно, композиционный пейзаж «Въезд в деревню» кисти А. А. Киселева. Так случилось, что работа эта прежде не была предметом пристального изучения. Тем более что она – подписная и датированная. И в силу этого не заключает в себе никаких атрибуционных проблем.
Совершенно очевидно, что полотно это создано Александром Александровичем Киселевым, а не его историческим «двойником» Александром Алексеевичем Киселевым (1855-1927?). (нередкое смешение имен и работ этих художников приводит порой к грубым атрибуционным ошибкам).
Написан пейзаж в 1891 году, после переезда Киселева из Харькова в Москву, в пору зрелости художника.
Не исключено, что создан он на калужской земле – во время пребывания Киселева в Богимове, неподалеку от Ферзикова. Известно, что художник, вместе с сыном Александром, жил там с 10 июля по 17 августа. 1891 года (кстати сказать, в ближайшем соседстве и дружбе с великим А. П. Чеховым).
Может показаться, что художественные достоинства киселевского пейзажа не слишком велики. Живопись тут достаточно традиционна для пейзажного искусства реалистического толка. Ее никак не назовешь ни изысканной, ни блестящей, ни остро индивидуалистической. А ведь создавался пейзаж в пору живописного гурманства, когда все более и более ценились «брио» и нервность живописного пятна. Как раз тогда, когда формировался и обретал все большую популярность «пейзаж настроения».
Примечательно, что сам Киселев крайне низко оценивал собственное искусство. В 1900 году он писал К. А. Савицкому: «голубчик мой, никуда не годится моя живопись и в этом я глубоко убежден /…/. Здесь, на досуге, далеко от опьяняющего влияния товарищеской среды, с глазу на глаз с этой удивительной здешней природой убеждение мое в в непригодности моего малевания крепнет ещё более и находит подтверждение во многих заметках «Мира искусства» и «Искусства и художественной промышленности», которые я прочел тут на досуге… Конечно, много в этих статьях чепухи, но нередко попадается и очень верная оценка»…
Будучи сам не только художником, но и известным художественным критиком, Киселев внимательно вчитывался в статьи противников идейного реализма, утверждавших идею красоты как сути искусства – и не смог ничего противопоставить их аргументам, на свой лад весьма логичным. А признав их правоту, он, человек абсолютной честности, подвел страшную черту под делом всей своей жизни.
И был совершенно неправ. Теперь, когда более века прошло после его смерти, очевидным становится, что в споре передвижников и мирискусников не было победителей. Обретя новые художественные качества, новаторское искусство той поры порастеряло немалые художественные ценности. Ныне вряд ли найдется серьёзный искусствовед, который счел бы А. Н. Бенуа или К. А. Сомова более значительными мастерами искусства, нежели И. Е. Репин или В. И. Суриков. А вместе с тем, похоже, начинает утверждаться понимание того, что цели живописи никак не сводятся к украшению быта и художественной «кулинарии», что в высших своих проявлениях она – особенного склада мышление и речь.
В этой исторической перспективе весьма солидно смотрится и пейзаж Киселева. Уже самая скромность живописного строя этой работы воспринимается ныне как проявление мощного этического начала, присущего классическому русскому искусству. Но, конечно, главное тут – строй художественного повествования.
Надо очень внимательно вглядеться в эту работу, чтобы понять, насколько умело и интересно выстроен этот пейзаж. Правда, скомпонован он достаточно просто, без каких-либо эффектов и художнических хитростей. Но насколько немногосложна живописная композиция, настолько сложен сюжетный строй. При этом, конечно, необходимо оговориться: речь идет о специфически живописном сюжете. То есть о композиции содержательных признаков, несомых всеми элементами и моментами художественной формы.
Создавая свой пейзаж, Киселев избегал подробного перечисления тех или иных деталей изображения. Он не пересказывает натуру. То, что не имеет отношения к сюжету, «затеняется» им. А вместе с тем каждая деталь предстает в некоем развитии, в слиянии со своим окружением. И обретает свойства пейзажного, живописного события.
Зыбким оказывается состояние природы: воссоздается наступление сумерек. Словно бы живыми существами оказываются «засыпающие» деревенские дома, над одним из которых курится дымок. Чуть светятся небеса.
При этом ни одно из такого рода пейзажных событий не акцентировано. И они все сливаются в единстве природного состояния и авторского созерцания, в единстве непрерывно длящегося бытия. В этот поток существования вовлекается и деревенский быт, опять же текучий, не распадающийся на отдельные эпизоды.
А вместе с тем сливаются воедино темы, заключающие в себе широкие смысловые поля: «дорога» и «колодец», «русская деревня» и «народное православие». Пересекаясь, логически умножаясь, эти смысловые поля обозначают обширнейший круг соединенных друг с другом идей. Пейзаж характеризует и деревенский быт – в сопряжении его с бытием, и житейский путь – в связи с вечностью и безбрежностью России. В лишенном какой-либо претенциозности пейзаже сквозит «картина мира».
Незадолго до смерти Киселева одним из вождей русского символизма Вячеславом Ивановым был выдвинут лозунг: «от реального – к реальнейшему». Но право же, именно в этом направлении уже задолго до того развивалась художественная мысль русского идейного реализма, именно этим путем шли главнейшие его мастера. В том числе – и А. А. Киселев.
Пейзажист Киселев, столь искренне убеждавший себя и друзей в непригодности своего «малевания», был на деле неплохим мастером смысловой композиции, живописного сюжета. Был умным живописцем и зорким мыслителем. То есть – истинным художником.